Жизнь ни за что. Книга первая - Алексей Сухих
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– То-то же, – буркнул Виктор, когда Леонид повернулся и направился к Марине. – И смотри у меня, если что, – бросил он уже вслед.
Леонид подошёл к Марине. Нарядная и красивая, она стояла у окна одна. Увидев подходящего Леонида, встрепенулась и испытующе взглянула.
– Вот и всё, Мариночка, – улыбнулся он, – окончилось наше детство и детские шалости.
– Ты уезжаешь, как я слышала.
– Да, через три дня.
– И надолго.
– Да.
– Жаль, что мы не стали близкими друзьями…
– Но мы друзья.
– Ты не сразу забудешь школу?
– Я никогда не забуду школу и своих друзей.
– Значит, ты будешь помнить и обо мне.
– Всегда.
– Потанцуй со мной.
Они закружились в вальсе. От дверей за ними наблюдал Виктор..
– Прости меня, Марина, я ухожу.
– Я знаю. Тебя ждёт твоя девушка. Я видела. И вспоминай обо мне, ладно.
Леонид подвёл её к Виталию.
– Развлеки девушку. А я должен… – и ушёл. Витька показал ему вслед кулак..
Лёньке было грустно уезжать.
«Цвели сады, туманы таяли,Зарю вечернюю встречал рассвет.Туманы таяли, а мне оставилиНа сердце трещины в семнадцать лет».
Земля от Бреста до Урала была необозримым пространством для ограниченного в пространственном мышлении западного европейца. Для жителя Союза это расстояние не казалось большим. Два дня в поезде и ты на месте. И расстояния для Лёни и его друзей – абитуриентов из городка в центре страны не были препятствием. Севастополь, Калининград или Свердловск были также далеки и близки, как Москва или Ленинград. Леонид ехал в Ленинград вместе с Валькой Балыбердиным, парнем из параллельного класса, поступать в Арктическое училище на океанологическое отделение. Оба мечтали об океанах и желали быть красивыми перед своими девушками в морской форме. Леониду же вообще нужен был казённый кошт. Он видел, с каким невероятными напряжением обеспечивал Иван Макарович старшего сына, учившегося в гражданском ВУЗе в Ленинграде, пока Лёнька был школьником. И знал, что его учёба на гражданке ляжет на его, Лёнькины, мальчишеские плечи. И по всему ничего не препятствовало его намерениям. Отсутствие медали было только отсутствием его имени и фотографии в школьном музее, где все медалисты вписывались золотыми буквами. И выглядели на фотографиях отпрысками предков самых голубых кровей, а не рабоче-крестьянского происхождения.
Перед отъездом отец, Иван Макарович, зажёг свечку перед иконой Христа, висевшей в переднем углу дальней комнаты, и позвал маму Тину и Леонида —
– Пойдёмте, помолимся перед дорогой. Попросим у Бога помощи. – И опустился на колени, крестясь и шепча неслышные слова молитвы. Ленька и мать встали рядом с ним. Он уже давно, как стал пионером, не крестился на иконы, которые отец уберёг при разграблении церквей. Иконы были осквернены скребками по лицам богов и святых, но от этого глаза их смотрели на маленького Лёньку пронзительнее и ласковее одновременно. Лёнька склонил голову, перекрестился и прошептал как раньше, когда молился маленьким: «Да будет воля твоя…» Отец, крестясь, поднялся с колен, встали и мать с сыном.
– Вот что, Леонид, – сказал Иван Макарович, – впереди у тебя целая жизнь. Советская власть – она правильная по сути и я за неё воевал, но Бога она отняла у людей зря. Не надо было Бога отнимать. Он ведь никому не мешает, а помогает. Только просить надо искренне и ждать помощи, не сомневаясь. Тебе и в партию должно быть придётся вступать. Делай всё как надо, но только Бога ни словами, ни мысленно не хули, не отказывайся прилюдно. Промолчи, когда другие говорят. И когда все оставят тебя, Бог не оставит, только обратись к нему. Он никого не оставляет, запомни это.
У вагона Юрий Коротков выводил на аккордеоне «Сиреневый туман», отражавший настроение абитуриентов уже целый год. Родители отъезжающих смотрели грустными глазами, друзья ободряюще кричали. Лёньке очень хотелось при всех поцеловать Людмилку, но как-то не получилось у него набраться храбрости. Колёса закрутились, и поезд улетел «в сиреневую даль».
Людмила Буянская стояла в кругу Лёнькиных друзей и их подруг, держась за руку своей неразлучной Валентины, вместе с которой она и познакомилась на киносеансе с Леонидом. Ей было обидно, что Леонид не поцеловал её и не показал их любовь всем открыто, а только подал руку, как и всем остальным. И укоряла себя, что сама не проявила смелости и не повесилась ему на шею. А теперь скрылся последний вагон и только Юркин аккордеон ещё напоминал трагическими нотами про «сиреневый туман» «А может через год, ты друга потеряешь…» назойливо вертелись в голове тоскливые слова песни. Вскоре группа молодых людей, провожавших Сугробина и Балыбердина, рассыпалась. Витька уезжал в своё лётное училище через неделю и одновременно помогал своим родителям укладываться. Они надумали поменять и место и образ жизни и уезжали в далёкий южный город Фрунзе, стоявший на краю центральной Азии. Колька укладывал в конверт документы для отправки в институт; их девочки также строчили заявления. У всех, кроме Людмилы и Валентины, были серьёзные жизненно определяющие дела.
– Вот и всё! – сказала Людмила, когда они с Валентиной оказались одни.
– И ничего не всё, – ответила Валентина. – Всё только начинается. Будешь письма писать, письма ждать. У меня так и парень ещё не объявился, а у тебя такая любовь приключилась. Хоть замуж выходи, не закончив школу. Ты вчера как с ним попрощалась? Только целовалась как всегда или не выдержала?
– Ну, сказанула. Он мне поклоняется и…
– Поклонами любовь не сохранишь. И ни к чему они не обязывают.
– А, не болтай. Вот поступит в своё училище, да не забудет, тогда и решим… А пока я с мамой тоже уезжаю через неделю. Маме её знакомые купили путёвки на теплоход от Москвы до Астрахани и обратно и мы с ней едем путешествовать.
– Тогда сегодня на танцы! – сказала Валя. – Развеем сиреневый туман.
– Зайди за мной. Тебе по пути.
IV
Окружающий мир начинает познаваться человеком с момента его появления в этом мире и продолжается всю его жизнь, преображаясь с течением времени. Мир познаётся человеком всеми его чувствами и великим подарком творца – разумом, используя который человек познаёт мир и силой своего воображения, аналитически проводя сравнения с прочитанным, услышанным, увиденным. Учителя и учебники обучают, книги рассказывают и призывают к размышлениям, кино показывает в натуре и в крутой фантазии. СМИ (пресса, радио и телевидение) рассказывают и показывают про все и про всех во всех уголках мира и образованный человек, знающий историю и географию, легко представляет события в исторической, географической, политической и климатической обстановке. Но увидеть самому, пощупать, попробовать – такое познание не может заменить всё остальное. Когда Леонид появился на свет, боги, жившие на Олимпе, покинули свою резиденцию и перестали заниматься людьми, сказав себе, что люди так поумнели, что возомнили себя выше богов. И потому появление Леонида никем не было замечено в небесных обителях, и никто там, наверху, не замолвил за него словечко. И на земле никто его не заметил, кроме неизвестного теперь священника, который окрестил его по православным канонам. Да и в семье он был самым настоящим нежданчиком. К его появлению у отца Ивана Макаровича и мамы Тины было два сына и две дочери. Чего было ещё желать! Да и достаток в семье был на грани… Но Леонид появился, рос, несмотря на трудности в семье и в стране, и познавал мир лично сам и таким, каким он предстал перед ним в те дни в реальной политической и экономической обстановке.
Леонид начал познавать МИР в небольшом населённом пункте названным городом в 1943 году в самый разгар великой войны за свободу нашей Родины. Война началась в июне 1941-го, а Лёнька появился в марте 1939-го и помнить себя начал с 1942-го. С этого времени и началось познание.
Наша планета прекрасна! Это он осознал в первые годы своего сознания, когда начал посещать окружающие его городок леса, поля, речки.
В 1949 году десяти лет от роду он совершил с отцом большое путешествие по Волге. Сначала железной дорогой до реки Волги и далее по реке на пароходе. Отец с тремя такими же, как и он, мужиками поехал искать подряд на лето и почему-то взял Леньку. Что его подвинуло? Десятилетний сын был ему обузой по всем направлениям. Но он его взял. Отцы! Берите своих сыновей в свои путешествия в отрочестве. И это будет вечной благодарной памятью ваших сыновей.
Мужики останавливались подряд во всех заметных местечках. И Лёнька впервые увидел большой мир и мир этот оставил такие неизгладимые впечатления, что он и спустя десятилетия помнил многие мелкие подробности путешествия, а Волгу полюбил навсегда.
Дело в том, что перед войной Лёнькин отец Иван Макарович работал на железной дороге в службе вооружённых кондукторов – проводников грузовых эшелонов, потом в стройуправлении мастером. А с 1944-го, списанный начисто из армии по непригодности к воинской службе после ранений и болезней за время службы, он оказался инвалидом отечественной войны с копеечной пенсией и запрещением к работе на госпредприятиях. Законы были строгие, исполнение контролировали ещё строже. На постоянную работу не брали, частных предприятий не было. Единственная возможность – найти частный подряд на строительство дома или ещё чего. Вот и скитались по округам мужики группами и поодиночке, которые ещё могли, но которым не разрешали. А семья состояла из четырёх иждивенцев, как тогда это называли. Детей надо было как-то одевать, кормить, чтобы они учились и вырастали в достойных строителей будущего счастливого невообразимого коммунизма. Обучению детей родители отдавали если не всё, то многое и старались экономить на всём. Тогда брали небольшие деньги за обучение после 4-х классов, но дети инвалидов войны могли принести справки. И Лёнька помнил, было очень стыдно выглядеть необеспеченным и нести справку в канцелярию, которую отец просил передать вместо платы за обучение. И помнил, как в младших классах в голодные годы им выдавали по кусочку хлеба в 50 граммов. Ему досталась горбушка, и он сломал «детский» зуб об эту горелую горбушку и плакал в уголке.